Взгляд ректора, устремленный на декана факультета целительства Мериэль лек Фаххильд и по совместительству единственной женщину среди руководящего состава академии был наполнен теплотой и чем-то еще, о чем полностью зациклившая себя на науке эльфийка по какой-то странной причине не догадывалась.
— Клер, деточка, все же ты поступила опрометчиво, — мягко укоряла меня тетушка Хильда, когда я вместе с ней совершала вечернюю прогулку по одному из столичных парков. Впрочем, в голосе гномки особого укора не чувствовалась. Гнома воительница просто выполняла свои профессиональные обязанности, журила подопечную за глупый поступок. Хотя сама, уверена в этом, поступила бы также. А может и покруче. Опыт как-никак. — Расисты были всегда. Рождаются и исчезают народы, но разнообразное отребье вечно. Истреблять бесполезно. Пробовали. И если угрозу нажаловаться газетам я одобряю, то вот мордобой… благородным леди не престало пользоваться рукояткой пистолета не по назначению. Можно было бы оформить вызов на дуэль и пристрелить его ко всем дохлым демонам. Или проткнуть… думаю, выбери ты в качестве оружия двуручный топор, у него вообще бы шансов не было. Нет, решительно надо было как-то иначе… дипломатией, может быть. Последние слова наемница произнесла с явным сомнением. Наверное этот способ решения конфликтов был известен ей большей частью теоретически.
— Ну, или на худой конец мне бы сказала, — встряхнула головой она и покосилась на меня снизу вверх. — Знаешь, с какой дистанции я могу пробить голову мишени в человеческий рост из своей любимой винтовки?
— В долгосрочной перспективе ты конечно права, — хмыкнула я. — Но… Но как же это самоуверенное ничтожество меня достало! Был бы он просто бабником и ладно, это в чем-то даже почетно. Хамом — бывает. Слабосильным тупым ничтожеством — ну что уж поделать, уродился таким. Самоуверенным и спесивым — ну это уж заслуга плохого воспитания целиком и полностью. Но чтоб в одном флаконе все сразу?! Это же не человек, это химера какая-то! Пока он более-менее держал себя в рамках, я терпела. Но не ответить на то, что он мне сказал…
— Молодость, молодость, — задумчиво покивала гнома. — Кровь молодая, горячая, сама такой же была. Слушай, деточка, а мне кажется или вон из-за тех кустов на нас кто-то пялится? И блестит там что-то подозрительно, то ли меч, то ли мушкет… Нет, все-таки я ошиблась. Это кираса.
Караул. Нет, ну, правда. Если подгорный житель заметил засаду, то человек должен был услышать или увидеть ее шагов за сто, эльф за тысячу, то я, дампир, позорно пропустила окружающую нас со всех сторон компанию наемников до самого их появления. Позор на мои клыки и врожденные сверхъественные чувства, сколько и каких их бы не было. Надеюсь со временем это пройдет. О роде деятельности молчаливых людей и одного вроде бы полуорка с завязанными платками лицами сомнений не было. Разнородные доспехи, от уже упомянутой кирасы кавалерийского образца, поступившей в армию лишь года три назад, до рыцарского шлема как бы не трехсотлетней давности, разнородное оружие от дубины до четырехствольного пистолета. Направленного кстати на меня.
Состояние ступора, которое по всем правилам должно было бы проявиться, по какой-то странной причине обошло меня стороной, оставив какое-то странное зудящее ощущение плавно переросшее в азарт. Особенно после действий вроде бы мирно шествующей рядом со мной тетушки. И я и выскочившие из кустов наемники просто остолбенели, когда гнома легким выверенным движением оторвала подол платья примерно по колено, обнажив чешуйчатые поножи и торчащие из-за голенищ коротких сапожек рукояти кинжалов. После чего, не говоря ни слова, отправила в полет извлеченный непонятно откуда топор.
Влажный удар и булькающий хрип первого неудачника среди встретившей нас в столь уединенном месте компании объявил о начале веселья… Грохот четырехстволки почтеннейшего возраста и пронзительный, сводящий зубы визг рубленной картечи, подметающей не особенно чистую мостовую, еще мгновение назад покрытую небольшими кучками павшей листвы и конского навоза. Ругань и чертыхания сбытых с ног стремительным метеором под именем Хильда, расцветающим то тут, то там рыбками кинжалов отражающих свет газовых фонарей. Чей-то рёв, по какой-то причине перешедший в высокий, захлебывающийся визг. Танцующие вокруг тени, неумело и коряво ведущие свою партию… да какой там ведущие — то и дело наступающие друг другу на ноги, толкающие соседей, бестолково взмахивающие оружием… Это было… Это было скучно. Именно на таком внезапно прорезавшемся чувстве я и поймала себя. Полностью абстрагировавшись от окружающего и только иногда уклоняясь от излишне настырных и наглых партнеров, если их можно так назвать, по танцу. Скучно… Режиссерская палочка Амели росчерком вороненой стали, как будто сама собой выстраивала из окружающего хаоса хотя бы подобие стройной и прекрасной мелодии. Мелодии, под которую я принялась кружиться в безмолвном танце с густыми тенями и отблесками неверного света отбрасываемого закутанной облаками кокеткой луной и ровно гудящими газовыми лампами уличного освещения. Разлетающийся подобно цветку подол юбки и стакатто подкованных сталью каблучков, вплеталось в метроном слов Амели, несущей свои горячие поцелуи и распускающей на кончике своего ствола огненные лилии. Медленно гаснущие под напором вечерних сумерек… Подобно новомодному фотографическому аппарату, отнимающему работу у придворных художников, Амели останавливала мгновения, высвечивая лица и тела застывшие в движении или в стазисе смерти. Экстаз неземного блаженства охватил мое тело, распахнув душу и заставил объять происходящее… Я влюбилась в эти брызги крови, в эти растянутые во времени стоны, радугу мерцающих подобно драгоценному жемчугу кусочков содержимого чьей-то головы… Я любила… Танцуя и даря окружающим робкую и наполненную моими чувствами улыбку…